Слово в день Иоанна Богослова, на всенощном бдении
Священное Писание Ветхого и Нового Завета, содержа в себе начала чистейшей нравственности и преподавая множество прекрасных правил касательно разных добродетелей, не дает открытых наставлений в отношении к добродетели дружества. Такое умолчание, без сомнения, произошло от того, что у святых писателей или, паче, у Духа Святого было в намерении не то, чтобы обнять наставлениями все случаи жизни и дать людям полное собрание правил поведения, а то, чтобы посредством Писания вдохнуть в них такой образ мыслей и чувств, чтоб они сами, без предписаний и правил, знали, как при каждом случае надобно поступать христианину. В сем отношении можно сказать: о чем сказано в Священном Писании, сказано для примера, и о чем не сказано, не сказано также для примера.
Между тем нет ни одной книги, в коей находилось бы столько примеров и образцов для истинного дружества, как в книгах Ветхого и Нового Завета. Кто из имеющих сердце и душу не возблагоговеет пред дружеством Авраама и Лота? (Быт. 12; 5; 13; 1, 5). Кто без умиления может читать описание дружеской любви Ионафана к Давиду? (1 Цар. 18; 1,2, 3,20,2, 12, 17) Илия и Елисей, Ездра и Неемия, Иосиф и Никодим, Павел и Варнава, Мария и Елисавета, Саломия и Магдалина — это такие имена, из коих каждое пробуждает в душе чувство дружества самого постоянного и чистого.
Но всего более поучителен пример Самого Иисуса Христа, ибо и Ему Самому благоугодно было оставить нам в Своем лице образец дружества. Вы знаете, кто был удостоен чести быть другом Богочеловека; это сей самый апостол, коего память мы ублажаем ныне. Посему мы не уклонимся от празднества в честь его, если оживим, по возможности, в уме нашем образ дружества его с Богочеловеком, дабы поверить им образ нашего дружества.
Святой Иоанн имел все качества, потребные для возбуждения и поддержания святой любви дружеской. Особенная приверженность его к своему Учителю украшалась в нем особенною невинностью нравов и чистотою сердца; ум возвышенный соединялся в Иоанне с такою полнотою чувств любви в сердце, которая уступала одной преизбыточествующей полноте любви Иисусовой. Таким образом, поелику душа святого Иоанна более прочих была открыта для чистейшей души Иисусовой и более прочих приближалась к ней своею чистотою, то святейший Учитель и святой ученик соединились между собою узами дружеского единства. Плодом сего святого соединения долженствовал быть совершеннейший образец истинного дружества. И действительно, Господь Иисус в отношении к святому Иоанну представляет наилучший пример друзей благодетелей; а святой Иоанн, в отношении к своему Учителю, являет прекрасный образец друзей благодетельствуемых. Рассмотрим с благоговением то и другое порознь: первое — ныне, а последнее — завтра.
Мы сказали, что Господь Иисус в отношении к святому Иоанну есть образец друзей благодетелей. Всякое дружество слагается из любви, доверенности и общительности, но в истинном дружестве любовь должна быть без страсти, доверенность — без неосмотрительности, общительность — без расточения. Всему этому поучает нас дружество Спасителя нашего.
Иисус был самым нежным и обязательным другом. Уединяется ли Он для воскрешения мертвых, — друг его получает позволение присутствовать при совершении столь великого чуда (Лк. 8; 51). Восходит ли на гору для Преображения, — Его слава кажется Ему несовершенною, если друг Его не будет ее свидетелем (Мф. 17; 1). Потребны ли утешители в скорбные минуты пред наступлением страданий, — друг Его в числе их (Мф. 26; 37). Нужно ли приготовить вечерю, на которой место пасхального агнца должны заступить Тело и Кровь Иисуса, приготовление ее возлагается на друга (Лк. 22; 8). В продолжение этой вечери Господь Иисус с беспримерною нежностью удостаивает своего друга возлежания на Своих персях (Ин. 13; 23).
Но любовь Иисуса Христа была любовью Богочеловека; в ней не приметно ни малейших следов пристрастия, столь много обезображивающего любовь человеческую. Для ученика столь нежно любимого, как святой Иоанн, что может быть свойственнее ревности по славе своего Учителя? И вот он, видя некоего, изгоняющего именем Иисуса бесов, но не принадлежащего к числу последователей Иисусовых, почитает за долг запретить ему призывание возлюбленного для него имени. Но Учитель не одобряет ревности своего друга и научает его снисходительнее судить о поступках ближнего. Не браните, — говорит Он, — призывать Мое имя; иже бо несть на вы, по вас есть (Лк. 9; 50). Жители весей Самарянских возбраняют Иисусу Христу вход в их пределы; друг Его, в жару негодования — просит позволения низвести, подобно Илии, огонь с небес для потребления жилищ людей бесчувственных и беззаконных. Господь Иисус, напротив, поспешает угасить и тот огонь, коим объята была душа Его друга, и упрекает его в неведении своего духа: не весте, коего духа есте вы; Сын бо Человеческий не прииде душ человеческих погубити, но спасти (Лк. 9; 55). Вообще, земная жизнь Иисуса Христа содержит в себе столько же обличений Иоанна заблуждающегося, сколько знаков благоволения к Иоанну, справедливо ревнующему по истине. Иначе не могло и быть; поелику любовь к нему Господа Иисуса была любовь не земная, обыкновенная, а истинная и святая.
Напротив, нашею, братие, любовью к друзьям по большей части управляет пристрастие. Как все не нравится нам в том, кого мы ненавидим, так все восхищает нас в том, кого мы любим. Мы, по-видимому, совершенно забываем, что любимый нами человек, подобно другим, подвержен слабостям, и представляем его божеством, чуждым всякого несовершенства. Кроме того, что мы возвышаем без меры похвальные качества и поступки друзей наших, самые недостатки их часто обращаем им в похвалу. Вместо того чтобы пользоваться дружескою близостью для взаимного замечания несовершенств и для исправления их, мы почитаем как бы некоторым долгом не замечать недостатков друга; и даже, когда оные так видимы, что не могут не быть замеченными, все наше попечение ограничивается тем, чтобы, сколько возможно, извинять их. Отсюда-то проистекает, что столь многие жалуются на свою погибель от безрассудного снисхождения к ним друзей, и так немногие хвалятся содействием друзей в достижении христианского совершенства. А таким образом взаимная любовь, будучи превращаема страстью, губит более людей, нежели самая ненависть и вражда.
О, будем любить друзей наших по примеру Иисуса, любить не для собственного удовольствия, а для их блага, для их и нашей добродетели! Узы дружества не только не должны лишать нас свободы — видеть недостатки друзей наших, но и налагают на нас необходимость — быть хранителями их нравственного совершенства.
Дружеская любовь, как мы сказали, не может еще быть без взаимной доверенности. Доверенностью Иисуса Христа пользовались все ученики Его, не исключая самого предателя. Посему-то Он всех учеников Своих называл не слугами, а друзьями. Не к тому вас, — говорит Он им, — глаголю рабы, яко раб не весть, что творит господь его: вас же рекох други, яко вся, яже слышах от Отца Моего, сказах вам (Ин. 15; 15). Впрочем, на основании сего же закона дружества, изреченного Самим Господом Иисусом, должно сказать, что святой Иоанн был преимущественным Его другом, поелику пользовался преимущественною к нему доверенностью Иисуса не только в продолжение Его земной жизни, но (если позволено простереть взор далее) и в состоянии Его прославления. Так, тайна предателя, которую, по-видимому, Иисус желал сокрыть от прочих учеников Своих, открывается одному Иоанну. Сия-то доверенность, без сомнения, была причиною, что ученики Иисуса употребляли Иоанна вместо посредника к узнанию сокровеннейших намерений своего Учителя; а по воскресении Его с таким любопытством желали знать от Него о будущей судьбе Его друга: Господи, сей же что? (Ин. 21; 21). Им казалось, что Учитель их, оказав Иоанну столько знаков Своего особенного расположения в продолжение Своей жизни, примет деятельнейшее участие в последующей судьбе Своего друга и по Своем воскресении, и в событиях его жизни покажет новые знаки Своей любви к нему.
В самом деле, Иоанн и по воскресении своего Божественного друга остался преимущественным хранителем Его тайн. И, во-первых, тайн Божественного лица Иисусова: вечное бытие, рождение и Божественность Слова, таинственное соединение Его с человечеством в лице Господа Иисуса, действительность присутствия Тела и Крови Богочеловека под видом хлеба и вина, — эти тайны Божественного лица Иисусова никем не описаны с такою ясностью, как святым Иоанном. Тайны дома Божия, то есть Церкви Христовой, как то: ее возрастание, угнетение и успехи; наконец, тайны Царствия Небесного — конечное торжество Агнца над змием, вечное блаженство праведных и решительное отвержение нечестивых — изображены также святым Иоанном в его дивном Откровении. Иисус Христос, будучи уже на Престоле славы со Отцом, принял сии тайны от Отца, — и поелику Сам не мог оставить славы Своей, послал Ангела Своего для сообщения их, в пользу Церкви, Своему другу. Апокалипсис Иисуса Христа, его же даде Ему Бог, показати рабом Своим, им же подобает быти вскоре. И сказа, послав чрез Ангела Своего рабу Своему Иоанну (Откр. 1; 1). Так свидетельствует о доверенности к себе своего возлюбленного Учителя сам Иоанн.
Но не может ли быть некоторых тайн и между друзьями?.. Не должны ли иногда и друзья сокрывать нечто один от другого?.. Должны, особенно когда они не состоят во взаимной соподчиненности равенства по состояниям. Пример Самого Иисуса Христа утверждает сие правило во всей силе.
Апостолы, еще не совершенно свободные от предрассудка о земном царстве Мессии, по воскресении своего Учителя предлагают Ему вопрос о времени утверждения Его царства не земле: Господи, аще в лето сие устрояеши царствие Израилево? (Деян. 1; 6). Судя по живости характера Иоаннова, должно думать, что он был в числе первых виновников сего вопроса. Но Господь Иисус отвечает решительно Своим ученикам, что не их дело судить о том, что Отец предоставил Своей воле. Он мог бы, сокрыв от прочих учеников тайну Своего пришествия и обращения Иудеев, открыть оную Своему другу, мог бы сообщить ему о таинственном прицеплении к древу жизни отломившейся ветви Иудейского народа то, что сообщено впоследствии святому Павлу (Рим. 11; 25, 26); но ответ Его: несть ваше разумети времена и лета, яже Отец положи во Своей власти (Деян. 1; 7), простирается и на Его друга. Открыв Иоанну все то, что предоставлено было Его власти, Богочеловек не сообщает той тайны, коея откровение Отец Небесный предоставил Себе Самому.
Пример дружеского умолчания, достойный всегдашнего подражания! Но как мало, и как редко подражают ему! Как часто под видом дружеских тайн сообщают то, от чего зависит честь, покой, счастье, даже жизнь ближнего, не заботясь нимало о следствиях своей безрассудной откровенности; не имея другого побуждения быть откровенным, кроме удовольствия занять своего друга насчет чести ближнего! Все извинение наше в сем случае состоит в том, что мы открылись другу; но сей друг откроется не более, как одному, и притом с видом, требующим сокровенности, и между тем из сей взаимной тайны вскоре составляется общественный голос; из сей толпы неблагоразумных друзей, неприметно для них самих, образуется толпа насмешников, недоброжелателей, гонителей. Мы совсем забываем, что предание тайны ближнего, хотя бы и другу, есть похищение, и притом весьма бесчестное для нас, самое обидное для ближнего. Союз дружества столь же мало извиняет предание похищенной тайны, как сообщество грабителей — предание похищенных вещей. Закон дружества требует откровенности, но откровенности осмотрительной, не соединенной с нарушением правил скромности в отношении к себе и другим.
Истинные друзья, далее, не могут не быть общительны. Иисус Христос был так беден, что не имел где преклонить главу; но «имел духа без меры» (Ин. 3; 34). Он не мог посаждать на Престоле земной славы; но имел власть поставлять иных апостолами, других пророками, сих учителями (Еф. 4; 11-12). Обладая такими дарами, Он в избытке сообщил их Своему другу. Иоанн соделан им апостолом Малоазийских Церквей, там, где был самый престол сатаны (Откр. 2; 13); евангелистом, передавшим нам из жизни своего Учителя самое драгоценное — Его беседы; учителем, поучавшим самой высшей добродетели — любви; мучеником, засвидетельствовавшим веру свою огнем, ядом и изгнанием; девственником и вместе хранителем Чистейшей из дев. Щедролюбивое сердце Иисуса пребыло отверстым для Его друга на самом кресте. Из уст, можно сказать, самой смерти, Иисус простирает к Иоанну голос Свой, и завещает ему все то, что для Него, яко Человека, оставалось на земле драгоценнейшего — Свою Матерь: глагола ученику: се, Мати твоя! (Ин. 19; 27).
Но даруя столько Иоанну, оставлял ли Господь без знаков Своей щедродательности прочих учеников?.. «Он находил, — говорит святитель Златоуст (Беседы на Евангелие от Матфея), — в любви Иоанна более тихости и нежности, но в то же время замечал в вере Петра более живости и решительности; посему первого любил нежнее, а последнего — возвышеннее; первому вручил Свою Матерь, яко дар любви, более приличный простому его характеру; последнему обещал преимущество «утверждения в вере своих братий» (Лк. 22; 32), яко дар чести, более сообразный с силою его веры.
Мы, напротив, если не бываем скупы, то даем без меры, — не соразмеряясь ни с качеством, ни с состоянием, ни с заслугами друзей наших. Поток благодеяний наших, будучи направлен в одну какую-либо сторону, все прочие оставляет сухими и бесплодными. Следствием сего бывает ненасытимая алчность в одних, — ибо какой любимец когда-либо почел себя, не говорю, излишне, даже довольно награжденным? — и неотвратимое огорчение и досада других, — ибо какой проситель думал когда-либо, что ему отказано совершенно справедливо?
Как часто являются перед сильными земли с прошениями, подобными прошению Иоанна: даждь нам, да един о десную Тебе и един о шуюю… сядева во славе Твоей (Мк. 10; 37)! И как редко сии сильные имеют столько присутствия духа, чтобы сказать: не веста, чего просита (Мк. 10; 38)!
Ослепленные самолюбием, вы не видите, что просимое вами совершенно превышает силы ваши, что вы не имеете ни столько проницательности, ни столько ревности, ни даже столько времени, чтобы занять такое или другое место, вступить в ту или другую должность. Вы не примечаете, что исполнение вашего прошения послужит во вред вам и другим, что вам еще должно испить чашу искушений, прежде нежели вы соделаетесь способными наслаждаться славою — не веста, чего просита!
Такое пристрастие, часто губящее друзей благодетелей и друзей благодетельствуемых, происходит, братие, из того, что любят друзей своих не по примеру любви Иисусовой, или паче от того, что не любят Самого Господа Иисуса.
Кто любит Его, у того образ дружества Иисусова будет всегда пред очами; тот будет любить друзей своих, но без страсти, будет открывать пред ними сердце свое; но не изменяя тайнам, ему вверенным, будет, наконец, делиться с ними своими благами, но не изливая их на одного так, чтобы ничего не оставалось для других. Аминь.
Святитель Иннокентий (Борисов), архиепископ Херсонский и Таврический
Прочитано: 83 раз.