24Митрополит Антоний Сурожский. О таинствах Церкви.

Сейчас речь будет о таинствах Церкви; и для того, чтобы понять их значение, надо углубиться немножко больше, чем я это сделал в прошлой беседе, в понимание самой Церкви. Церковь — это Богочеловеческое общество, где присутствует полнота Божества, так же как полнота человечества; а вместе с этим Церковь является человеческим обществом на пути к спасению. Это я хочу пояснить.

Божественная природа Церкви определяется тем, что первым ее членом является Господь наш Иисус Христос и в Нем обитает вся полнота Божества телесно (Кол. 2:9). Кроме этого, благодаря тому, что Христос присутствует в Церкви полнотой Своего человечества и полнотой Своего Божества, Церковь соединена неразлучно и с Богом Отцом, и со Святым Духом, Который послан в нее и ей в день Пятидесятницы, и присутствие Которого продолжает действовать в каждом члене Церкви. Но и человечество присутствует в Церкви в двух видах: с одной стороны, совершенное человечество, каким мы его видим во Христе, с другой стороны — несовершенное человечество, какое мы сами являем лично как особи и все вместе. Поэтому о Церкви можно сказать, что она — Богочеловеческое общество, но человеческий элемент в ней непрост: с одной стороны, явлена полнота того, чем должен и может быть человек, с другой — неполнота того, чем он является в данное время. И тут можно сказать словами отца Георгия Флоровского, одного из самых великих богословов нашего времени, что Церковь одновременно и дома, и на пути, in рatria et in via. Она дома в том отношении, что невозможно ничего прибавить к тому, что представляет собой Церковь; однако каждый из нас должен себя перерасти благодатью Святого Духа и в течение всей своей жизни входить все глубже и глубже в полноту церковную.

И вот это не может быть совершено человеческой — даже самой доброй — волей. Мы можем жаждать, томиться по Богу, можем делать все, что нам доступно, для того чтобы вырваться из нашего греховного состояния и прорваться к Богу, но это совершить до конца сами не можем. Так же как в человеческих отношениях: можно любить человека всем сердцем, всем существом, но если не встречаешь ответной любви, то соединение двух не может совершиться. Конечно, Бог нас любит. Он нас полюбил раньше даже, чем мы Его познали, раньше, чем мы себе представили, кто Он такой и каков Он. Апостол Павел рассуждает о том, как изумительно, как невероятно и сверх нашего понимания то, что Христос Свою жизнь мог отдать за нас, когда мы были еще врагами Богу. Он говорить, что и за друга своего мало кто жизнь свою положит, а за врагов?.. А Христос нас так именно полюбил, Бог во Христе такую любовь проявил к нам. И мы можем рваться к Богу, обращаться к Нему всем своим существом, не страшась того, что Он нас не примет.

Но осуществить ту полноту, о которой мы мечтаем — это значит стать не только теми людьми, какими мы были бы, если бы не падение, если бы мы остались первобытным, невинным человечеством, — это значит стать святым человечеством. Разница в том, что человек был создан свободным, то есть мог определить свою судьбу с Богом, без Него или против Него. Тогда человек был невинен в том смысле, что в нем не было греха. Грех появился в момент, когда человек отвернулся от Бога ради того, чтобы познать себя и мир собственными, тварными силами. Это то, что мы называем первородным грехом: первое отпадение от Бога, которое лишило человека возможности расти ровно и врастать в тайну Божества.

И вот для того, чтобы мы могли совершить то, к чему были призваны, Господь учредил таинства. Таинство — это Божественное действие, которое нас приобщает к тому, что является нашей и тварной, и Божественной природой. Тварной — в том отношении, что мы перестали быть той тварью, какой ее задумал и сотворил Бог: невинной, чистой, открытой Богу до конца, без тени. Однако мы призваны и эту меру перерасти в приобщении Богу. И поэтому таинства каким-то изумительным образом употребляют вещество тварного мира для того, чтобы нас приобщить к тайне Божества. И на этом стоит остановить внимание на мгновение.

Каким образом тварное вещество может нас приобщать тому, чего мы сами достичь не способны? Дело в том, что тварь порабощена греху, вернее, порабощена несовершенству человеческим грехом, но как таковая тварь остается безгрешной, и поэтому Бог может все тварное освятить полнотою Своего присутствия и благодати и через тварь передать нам этот дар благодати и Богоприсутствия. Когда Бог стал человеком, Он приобщился ко всему веществу вселенной; вещество вселенной могло Его принять, — оно Богу никогда не изменяло, никогда не восставало против Бога. И вот в таинствах Господь Иисус Христос берет, скажем, хлеб и вино, при крещении берет воду, при миропомазании елей и т.д., и это вещество соединяет с Собой, так, чтобы это вещество, передаваемое, отдаваемое нам, могло нас освятить. В водах крещения, силой освящаемых вод, мы очищаемся от нашего греха. В даре Святых Таин мы приобщаемся Телу и Крови Христовым, потому что хлеб и вино могут приобщиться Богу непосредственно, даром Божиим, тогда как мы сами, просто своей волей, не можем больше этого сделать.

Совершителем всякого таинства является Сам Господь Иисус Христос и Дух Святой. Человек никакими своими силами, даже при рукоположении в священство, даже при посвящении в епископство не получает власть над тварным миром, не может просто взять хлеб земли и сделать его частью Тела Христова или взять чашу вина и ее сделать частью Крови Христовой. Это может совершить только Сам Господь Иисус Христос. И в этом отношении единственный Тайносовершитель — Бог.

Но тогда ставится вопрос: какова роль священника? Нужен ли он для чего-либо? Да, он нужен, потому что для того, чтобы совершилось чудо, нужно сотрудничество человека, нужна его добрая воля, нужна его вера, нужна его открытость, нужен его дар самого себя. И священник — человек, которого Бог ставит на той грани, на которой по праву может стоять только Сам Господь Иисус Христос. Это одно из самых потрясающих переживаний жизни, когда человек, поставляемый в дьякона, впервые проходит грань царских врат. До этого он входил в алтарь боковыми дверями, теперь он входит через царские врата, через которые только Царь Славы может вступить по достоинству и по праву. В этот момент я всегда останавливаю рукополагаемого и ему говорю: “Ты понимаешь, чтó сейчас совершается? Ты сейчас пройдешь через грань, которую только Христос может по праву пройти, и ты можешь пройти эту грань, только если ты так соединен со Христом, что Его смерть, Его мертвость по отношению к греху становится твоей, и Его жизнь тоже становится твоей”.

И в таинствах дьякон будет участвовать, участвует как икона, как образ. Он — глас Божий, и одновременно — глас народа. Он глас народа в том смысле, что он кричит от имени всей твари и всего собравшегося народа: “Господи, приди! Господи, соверши над нами непостижимое таинство, соедини нас с Собой! Очисти нас от греха, приобщи нас Твоей святости!” И в ответ на это Дух Святой сходит на воды Крещения, на хлеб и вино Причащения, на елей Миропомазания. Это мы должны помнить. Каждый священник должен помнить, что он стоит во имя всего народа, является как бы частью этого народа, требующего спасения, и он стоит, произнося слова, которые только Христос может произнести, которые Он может изречь над хлебом, над вином, над водами Крещения и т.д. Таким образом, таинства являются действиями Божиими, которые нас приобщают Божественной тайне и тайне нашего истинного человечества. В тайне Крещения мы постепенно становимся, постоянно возрастая, теми людьми, которыми призваны стать, очищаемся от греха, который нас отделяет от Бога, делаемся чистыми, подобными Адаму и Еве, какими они были сотворены. Больше того: мы перерастаем эту меру приобщенностью ко Христу, Который нас присоединяет Своей человечности, то есть человечности совершенной, и в ней приобщает нас и Своему Божеству.

Может быть, стоит остановиться отдельно и особенно на тайне Крещения. Тайну Крещения мы можем понять из событий, которые описаны в Евангелии. Есть как бы три момента в тайне Крещения. Первый момент — крещение Иоанново. Иоанн Креститель звал к себе народ и говорил: “Покайтесь!” — то есть отрекитесь от всего греховного, от всей нечистоты, от всей неправды, от всей своей порабощенности злу; и чтобы показать свою готовность к этому, погрузитесь в воду, как бы смойте с себя нечистоту. Один замечательный пастырь мне говорил, как он понимает это крещение. Он говорил, что когда Христос погружается в эти воды, Он погружается в воды, отяжелевшие всем грехом человечества, отяжелевшие смертностью, которую влечет за собой грех. И Он, в Свою очередь погружаясь в эти воды, погружается в смертность, не принимая на Себя грех, но принимая на Себя все последствия греха. Этот священник дал пример, который меня тогда очень поразил. Это погружение (говорил он) подобно тому, как можно чистый лён погрузить в краску: лён, конечно, не меняется по существу, но мы его вынимаем окрашенным. Вот что совершается в крещении Христовом. Оно неизбежно связано с крещением Иоанновым, крещением покаяния людей, которое эти воды как бы заполняет смертностью человеческой. Христос принимает на Себя эти воды как смерть всего человечества, которую Он понесет до Креста.

И когда мы погружаемся в воды Крещения, мы погружаемся в воды, из которых Христос как бы извлек всю смертность, всю нечистоту: воды эти прикоснулись к чистоте, к святости Самого Христа, и теперь преисполнены огнем Божества, в них Христос сжег смертность, приняв ее на Себя. Когда мы приходим креститься, мы должны помнить, что погружаемся в воды, являющиеся символом смерти и воскресения. Это очень просто себе представить; ребенку это понять легче, может быть, чем ученому человеку, который хочет видеть символы. Если человека погрузить с головой в воду, это смерть ему. И когда нас погружают с головой в крестильные воды, мы должны это ощутить как момент, когда смерть пришла к нам, если только мы не будем вызваны из этой стихии смерти голосом Божиим. И второе действие: мы восходим, выходим из этих вод, и это — символ нашего воскресения. Мы выходим — и дышим по-новому. Мы очищены от нашего первородного греха отречения от Бога, чуждости Ему, и выходим в область новой жизни. Мы делаемся теперь Христовыми, мы на себе как бы несем чистоту, святость Христа вместе с Его вечной жизнью, которая нам дана. Но — Боже мой! — что это значит? Это значит, как апостол Павел говорит, что раньше, до Крещения мы оскверняли только себя самих, а если мы оскверняем нашу плоть и душу после Крещения, мы оскверняем Самого Христа. Апостол очень трагически это выражает, когда взывает к верующим и говорит: неужели мы возьмем члены тела Христова — то есть наши члены, руки, ноги, все тело — и сделаем их членами блудницы? (см. 1 Кор. 6: 15). И не обязательно в блудном грехе, а во всем том, что является “блудом” по отношению к Богу: действием, мыслями, чувствами, желаниями, поступками, которые никак не совместимы с нашим единством со Христом.

В этом трагическое значение Крещения, его предельное значение: мы делаемся Телом Христовым, и все то, что мы совершаем над своим телом, над своей душой, над своей жизнью, мы совершаем, словно мы богоубийцы или люди, уже вторично отрекающиеся от Христа после того, как стали едины с Ним. Это очень большая ответственность…

Но только погрузившись в эти воды и приняв это единство со Христом, мы можем идти дальше от Крещения к Дару Святого Духа, Который, конечно, нам дается немедленно, так же как Он был дан Христу, когда Он вышел из вод Иорданских; и дальше идти к царским вратам, через которые мы еще не пройдем, но из которых к нам выйдет Христос, приобщая нас Телу и Крови Своим.

Вот в чем сущность всех таинств.

Митрополит Антоний Сурожский. О таинствах Церкви.

Прочитано: 89 раз.

Голосеево монастырь<--Голос --> Голосеево монастырь

Комментарии закрыты